Нависшую тишину нарушил звон биммера внешней лини связи, развернувшего экран перед Накамурой.
— Мой адмирал, — появившееся на потрескивающем от помех изображении лицо пилота разведфрегата «Валькирия», о чем уведомляла бегущая внизу строка, было наполовину скрыто гротескным шлемом, увенчанным розетками визиров и видеоэффекторов, подключавшихся напрямую к нервной системе, — капитан Мозес на связи! Активность на поверхности планеты минимальная, отмечены следы темпоральной активности и разрыва мерности пространства…
Накамура слегка приоткрыл веки.
— Пилот, мы слышали вас. Ожидайте решения.
— Патрулирование сектора, запрашиваем переброску научно-диверсионной группы… — забормотал в гарнитуру молоденький лейтенант-связист, воспользовавшийся шансом избегнуть отсутствующего взгляда адмирала хотя бы на время. Да и отдышаться хотелось….
Сейто Накамура покинул кресло, легким движением левой ладони переключив сочленения протеза в щадящий режим, и, почти не скрипя, продвинулся к тактическому голодисплею, на котором выводилась вся тактическая обстановка в районе оперативного действия флота, от орбиты Марса до спутников Юпитера. Тысячи пометок пятнали разными цветами семиметровый шар голограммы, уточняя положение в пространстве всех небесных тел и искусственных объектов крупнее мяча для игры в боло. Трассы рудовозов и грузовых каботажников светились серым, астероиды Пояса — золотым, рукотворные небесные тела — зеленым, синим и коричневым, в зависимости от назначения и принадлежности. Марс и Ганимед были залиты тревожным кроваво-красным цветом. Где-то там сейчас находилась «Валькирия» с капитаном Мозесом.
— Солдаты! — адмирал вздернул подбородок вверх, скрипнув тугим воротником форменного черно-серебристого камзола. — Наша родина, да хранит ее светлая богиня Аматэрасу, снова нуждается в нас с вами, в горении наших душ и пламени наших сердец! Долг призывает нас к готовности принести в жертву наши жизни, если таковое будет необходимо…
Офицеры «Пенсаколы» слитно поднялись с рабочих мест, и замерли по стойке «смирно», ловя глазами своего адмирала, который сейчас, казалось, стал выше ростом на полметра…
— У нас появился враг! — Сейто улыбнулся, показывая белоснежные зубы. — Наконец-то!..
Жить и верить — это замечательно.
Перед нами — небывалые пути:
Утверждают космонавты и мечтатели,
Что на Марсе будут яблони цвести.
Е. Долматовский
— Надеюсь, ты на меня не обижаешься, Рик? — протянув руку поверженному Судье, спросил Романов, свободной рукой вытирая кровь, сочившуюся из разбитой губы. — Во второй раз ты меня даже достал, но меня сложно поймать на один и тот же приём дважды…
Моран, кривя губы, сплюнул красным, и, шипя от боли, принял предлагаемую помощь. Самостоятельно встать он не смог бы, даже если очень хотел — ноги разъезжались, как у пьяной лошади на льду, болело всё тело — от макушки до пяток, и горели уши. От стыда. Он, Судья, проиграл… «В очередной раз. Снова!» — думал Рик, опираясь на плечо Марка, который помогал ему дойти до скамеечки в углу спортзала, где Док уже разворачивал полевой медкомплект и оценивающе поглядывал на двигавшихся к нему «спортсменов-мазохистов», как он их охарактеризовал отдыхавшему рядом Либерти. Пилот-истребитель растирал мышцы какой-то вонючей мерзостью, и зубоскалил в ответ, мол, «они ещё и садисты, так друг друга измордовать за двадцать секунд… десантура, елы-палы…»
«Может быть, я не прав, вызывая его на бой? — Рик повалился на скрипнувшую скамеечку, и позволил Доку закрепить на теле контакты переносного регенератора. — Он словно заговорённый, и все мои способности, знания, опыт не помогают не то чтобы победить, но даже нанести ему приемлемый урон…» Вслух же он произнёс, как только почувствовал собственные губы, короткое:
— Спасибо, Марк. Не обижаюсь…
— Вот и ладушки. Хочешь, покажу потом, помедленнее, в чём ты ошибался? — Романов замазал ссадины гелем из красного тюбика, и стянул пропитанную потом майку, немедленно уползшую в нору. Понаблюдав за конвульсивными движениями белья, он добавил: — Дьявол, никогда не любил квазиживую одежду…
— Ага, а вдруг откусит что-нибудь? — заржал Либерти, натягивавший на ноги медицинский облегчённый экзоскелет. — Что-нибудь ценное для мужчины, естественно…
— Например, язык, — вставил Док своё веское слово, — которым некоторые умудряются всем доказать, какие они крутые и офигенные… Линденхост, мать твою летательную, ты хоть половину из лечебного комплекса упражнений откатал сегодня?
Пилот застегнул последние крепления, и, покачнувшись, встал на ноги. Переваливаясь из стороны в сторону, он направился к выходу, небрежно бросив в ответ:
— Я его два раза откатал… Только толку ноль на массу, нервы всё равно не регенерируют полностью… Ничего, прорвёмся, летать и без ног можно.
Док проводил Либерти сузившимися глазами, прикидывая ход операции и список необходимого оборудования, и, тряхнув головой, словно отбрасывая неуместные мысли в сторону, вернулся к своему текущему пациенту.
— Жить вы, Судья, будете…
— А вот любить — никогда… — подхватил бородатый анекдот Рик, невесело улыбаясь. — Спасибо, док, выручили.
— Дурень ты, Рикки, — полковник, закончив обтираться, и проводив взглядом уползающее полотенце, оперся спиной о стену. — Зачем ты лезешь в бутылку, и вызываешь меня на дуэль? После того виртуального боя ты ни разу не выиграл…